ГБУЗ СК "Городская больница" г.Невинномысска - Преступная халатность врачей и ничем не оправданная жестокость

от: Мартыновской Людмилы Федоровны
адрес: Чукотский АО Анадырский район,
пос. Угольные Копи, ул. Портовая дом 16 кв.32
e-mail: [email protected] тел.8-924-667-43-24

Жалоба.

Я, Мартыновская Людмила Федоровна, находилась по уходу за моим отцом, Мартыновским Федором Григорьевичем, 1929 года рождения, инвалидом 2-ой группы, имевщим льготы ВОВ , серия и номер свидетельства ВВ № 2943478, в ГБУЗ СК «Городская больница» г.Невинномысска, Ставропольского края , где он проходил лечение после экстренной госпитализации с 14.02.2017 года по 19.03.2017 года.
Невозможно смириться с преступной халатностью врачей и ничем не оправданной жестокостью, нем и равнодушием, а , возможно, и с элементарной некомпетентностью которые привели к невосполнимой потере в нашей семье.
В результате отсутствия своевременной, грамотной и надлежащей помощи мой отец скончался. Халатность и непрофессионализм, пренебрежение своими обязанностями медицинского персонала данного учреждения привели к трагедии.
Мой отец, Мартыновский Федор Григорьевич поступил в кардиологическое отделение данной больницы по скорой помощи с диагнозом : ИБС, нестабильная стенокардия, атеросклеротический кардиосклероз 14.02.2017 года и был помещен в отделение интенсивной терапии. Согласно листа первичного осмотра уровень сознания его оценивался как : «ясное», живот был мягкий и безболезненный, он жаловался на боли в сердце и при аускультации прослушивались « влажные хрипы в нижних отделах лопаток до углов лопаток.»
Согласно записям в медицинской карте с 14.02.2017 года по 19.02.2017 года состояние его оценивалось как тяжелое и он получал лечение в соответствии с поставленным диагнозом. У папы был диагностирован хронический бронхит, но рентгенограмму легких ему сделали только через две недели после пребывания в стационаре. Несмотря на то, что папа страдал хроническим бронхитом и неоднократно лечился в стационаре данной больницы с эти диагнозом ( последний раз в ноябре 2016 года в ТО), ему при поступлении в стационар 14.02.2017 года в 21.35 и 15.02.2017 года в 04.30 и 22.55 вводили морфин.
19.02.2017 года дежурный врач Тончица Е.С. делает в карте запись об ухудшении его состояния, психомотороном возбуждении, агрессивности.
На следующее утро, 20.02.2017 г., когда моя мама пришла в отделение, заведующая отделением кардиологии Склярук Е.В. потребовала от нее подписать согласие на перевод моего отца в психиатрическую клинику г.Ставрополя, сославшись на то, что отец неадекватен и они отказываются от его лечения. В медицинской карте Склярук Е.В. делает запись о том, что папа неадекватен.
20.02.2017 года, в 14.00, мы обнаружили отца привязанным к кровати за руки и ноги, к нему была применена сила, все тело его было в синяках и кровоподтеках. Кровоподтеки были даже под коленями, большой кровоподтек находился на правом боку в районе печени, на руках и ногах. Но в медицинской карте о наличии синяков или о их происхождении не указывается.
Отец лежал в мокром, загаженном памперсе. Первые сутки он ни с кем не общался, а лежал отвернувшись к окну и плакал. На вопрос, узнаёт ли он нас, он ответил утвердительно и сказал, что чем так лечиться, лучше умереть.
Таким образом, трудно точно сказать, что именно произошло в ночь с 19.02.2017 года на 20.02.2017 года. Заведующая отделением утверждала, что он нанес побои медперсоналу.
С 20.02.2017 года у отца стала стабильно появляться температура по ночам, повышаясь до 38 градусов. Мы с этого времени по день его перевода в реанимационное отделение находились с ним неотлучно и днем и ночью. На наши обращения к медперсоналу по поводу повышения температуры по ночам, они сбивали температуру лекарственным препаратами, но в температурном листе ее не отмечали.
Папа стал жаловаться, что у него все болит и часто указывал на область эпигастрия и правый бок, но медперсонал на это не обращал никакого внимания и в медицинской карте стабильно отмечали, что живот безболезненный.
24.02.2017 года, во время обхода дежурного врача Криковой И.Г. я обратила ее внимание на то, что в моче отца содержалось много крови, она была темно-красного цвета. Врач сделала соответствующие назначения, но в истории болезни этого факта не отразила. Не было в медицинской карте и информации о том, что папе пытались поставить катетер для мочеиспускания. После назначенного лечения постепенно визуально цвет мочи пришел в норму, но иногда появлялись одиночные слизистые кровяные выделения, которые постепенно исчезли.
Необходимо отметить, что не всегда дежурные врачи проводили осмотр больных, либо же проводили его формально, для «галочки», не вникая в проблемы больных, но в медицинских картах записи делали. Понятно, что эти записи не всегда соответствовали фактическому состоянию больных.
В соседней палате в это же время лежал больной лет сорока, который свободно перемещался по всему отделению и регулярно выходил на улицу курить, что не могло не вызвать недоумения. В то время, когда персонал больницы говорил, что не хватает койко-мест и больные по плановой госпитализации не могли попасть на лечение, места в БИТе использовались явно не по назначению.
Согласно анализа крови моего отца от 22.02.2017 у него возросло СОЭ до 66 мм/час. На момент поступления, 14.02.2017, СОЭ составляло 16 мм/час.
Я постоянно обращала внимание лечащего врача Склярук Е.В. на ночную температуру, но реакции не было.
С 29.02.2017 года нас перевели в отделение кардиологии. Состояние папы не улучшалось. Ему проводили интенсивное лечение антибиотиками, но температура не исчезала. Мы стали настаивать на анализе крови на стерильность.
У него начали развиваться признаки острой сердечной недостаточности. В течение трех недель он постоянно получал гепарин.
02.03.2017 года, в результате преступной халатности медсестры, папе укололи гепарин иглой для внутримышечных инъекций в область живота подкожно, справа от пуповины. Началось сильное кровотечение. Кровь стекала интенсивной струйкой. Я обратилась к дежурной медсестре, но она только развела руками и сказала, что такое бывает. С 06.00 до 10.00 пришлось собирать кровь впитывающими пеленками, отойти от папы было невозможно. Когда начался обход, лечащий врач дала указание медсестре приложить гомеостатическую губку. Губки хватило на 8 часов. После чего она просто отвалилась. Кровь сочилась, но уже не так сильно. Медсестра сказала, что у нее больше нечем нам помочь и нам вновь пришлось прибегать к тем материалам, которые были у нас собой. Кровотечение продолжалось почти 12 часов. После этого папа уже не вставал. Он сильно ослаб. На все мои попытки достучаться до медперсонала, они отвечали, что это вполне нормальная ситуация. Такое бывает. И опять в медицинской карте больного нет об этом никаких сведений.
На следующий день у него увеличилась печень, но хирург, консультировавший папу, сказал, что это не хирургический случай.
05.03.2017 папу весь день рвало черной слизью. Рвота была мучительная, с сильными позывами и необильными выделениями. Я попыталась обратить внимание дежурного врача на содержимое рвотных масс, но его это не заинтересовало. И записи в медицинской карте не было сделано. Ночью опять поднялась температура.
Папа уже не вставал , на все обследования: рентгенографию грудной клетки, УЗИ сердца нас возили на каталке лежа, но в туалет он старался ходить по возможности либо сам, либо в мочеприемник.
07.03.2017 года после наших длительных и настойчивых требований у папы взяли анализ крови на стерильность. Это было еще до перевода в терапевтическое отделение и анализ брала медсестра кардиологического отделения, а в выписном эпикризе дата изъятия биоматериала стоит 09.03.2017.
С 07.03.2017 года нас перевели на лечение в терапевтическое отделение ,так как заведующая кардиологическим отделением Склярук Е.В. сказала, что кардиологических заболеваний у папы нет.
Нас перевезли на каталке в палату, где с трудом помещалась одна кровать и небольшое кресло. Изголовье кровати находилось непосредственно под окном, палата была душная, но открыть окно и проветрить ее было невозможно. Туалет находился в коридоре. На мой вопрос как папа будет ходить в туалет, заведующая терапевтическим отделением Машкина Т.В. ответила, что ее это не касается. «Одевайте памперс» - сказала она. Я знала, что в отделении есть палаты платные, и готова была заплатить за приемлемые для пребывания в ТО условия для папы, но Машкина Т.В. мне отказала. И только на мои требования выписать папу из больницы, так как в ТО ему не могут обеспечить нормальные условия пребывания, нам «нашли» палату с туалетом и душем.
Состояние папы ухудшалось, ночная температура поднималась регулярно в среднем до отметок 37,5-37, 8. Обходы были крайне редкие, а дежурные врачи вообще обходили терапевтическое отделение стороной.
К тому времени мы прошли практически все обследования, какие можно было.
Папа почти не вставал, ему становилось хуже, лечение не приносило результатов.
Я вынуждена была обратиться к главврачу ГБУЗ СК «Городская больница» г.Невинномысска Беляйкину В.А. с требованием отправить папу в краевую больницу санавиацией, понимая, что транспортировка его обычным транспортом будет затруднена. Главврач обещал порешать этот вопрос с санавиацией, но так и не предпринял никаких мер. А в медицинской карте сделали запись, что, якобы, в санавиацию не дозвонились.
Заместитель главного врача Крикова И.Г. настояла на дополнительном обследовании органов брюшной полости. Ехать надо было в Невинномысский филиал Скккдц на улицу Низяева. Нам пообещали, что больница поможет со скорой помощью. Мой отец уже не мог передвигаться самостоятельно, но кресло каталку нам разрешили взять только до машины скорой помощи, объясняя это тем, что в больнице нет лишних кресел, и это наши проблемы как мы будем папу транспортировать. Я обзвонила все социальные службы г.Невинномысска и даже МЧС, но нам в помощи все отказали.
В назначенное время скорая помощь не приехала, а так как на направлении стояло точное время, я заказала такси и мы с мамой пересадили папу из кресла в такси на пороге больницы. Как мы добирались до кабинета КТ я описывать не буду. Водитель приехавшей позже скорой помощь даже не подал папе руки и не помог ни подняться в машину, ни сойти с нее. Это было 10.03.2017 года. Заключение гласило : «КТ-картина более всего соответствует желчно-кишечному свищу с образованием абсцесса в печени и подпеченочном пространстве. Атрофический панкреатит. Киста правой почки. Склероз брюшной аорты».
Результаты исследования, пройденного ценой неимоверных папиных усилий оказались никому не нужны до 13.03.2017.
Состояние папы ухудшалось. Три дня к нему никто из докторов не подходил и не интересовался его состоянием.
Медсестры регулярно ставили капельницы, уколы, которые не приносили облегчения. На слизистой ротовой полости появились язвочки. На фоне длительного лечения сильными антибиотиками папа не получал восстановительной терапии. Я могу только предположить, что у него развился сильнейший дисбактериоз. А когда я спросила у лечащего врача Кладовой С.А. какие медикаменты папа получает, она ответила, что мне этого не надо знать. Медсестры тоже не могли сказать какие препараты они вводят, объясняя это тем, что у них слишком много больных, капельниц, всех не упомнишь. Лечение проводилось «плановое», как все время врачи писали в медкарте.
Я неоднократно обращалась к лечащему врачу Кладовой С.А. с тем, чтобы узнать результаты анализов крови на стерильность, но она мне все время отвечала отказом. И только в выписном эпикризе я увидела результат : «Криптогенный сепсис».

Три ночи папа провел в муках. Он задыхался, а я ничем не могла ему помочь. Некоторое облегчение наступало когда он менял позу, с моей помощью переворачивался с боку на бок, приподнимался, или я помогала ему сесть на кровати, постоянно открывала и закрывала окно. В палате отсутствовал аппарат подачи кислорода, я выпросила кислородную подушку и все три ночи бегала на пост дежурной медсестры за кислородом. Кислорода хватало ненадолго, но все-таки я могла хоть как-то помочь папе. А на лестнице пожарного выхода курили больные и медперсонал и весь дым шел в больничные палаты напротив. Как потом выяснилось из назначений медицинской карты, папа должен был получать ингаляции беродуала с амбробене, но всего лишь один раз мы брали небулайзер для ингаляций и то по собственной инициативе и под упреки медицинской сестры, что на всех аппаратов не хватает. Из этого я сделала выводы, что либо мой папа не получал назначенные процедуры по вине младшего медперсонала, либо медицинская карта дописывалась и исправлялась. Проведя с папой в больнице месяц я не исключаю ни того, ни другого. Сколько еще медицинских процедур могли не выполняться или были дописаны «задним числом»? И как можно было перевести человека, страдающего сердечной и легочной недостаточностью, в палату, не обеспеченную стационарной подачей кислорода?
В понедельник, 13.03.2017 года во время обхода лечащий врач Кладова С.А., после ознакомления с результатами КТ приняла решение срочно перевести папу в отделение реанимации.
Он был в ясном сознании, вполне адекватен, вечером предыдущего дня хорошо поужинал, мы с ним смогли вымыть голову, привести его в порядок, он ждал приезда внучки. Ему было тяжело дышать, он задыхался. Небольшое облегчение наступало лишь тогда, когда он садился. В туалет ходил регулярно и самостоятельно.
В этот же день вечером мы его навестили в отделении реанимации. Папа был адекватен, спокоен, узнал нас.
На следующее утро лечащий врач Килба Д.А. сказала нам , что состояние папы удовлетворительное, ему стало лучше.
Вечером 14.03.2017, когда мы пришли во время, назначенное для посещений, дежурный врач нас отказывался пускать в палату, объясняя это тем, что пытается поберечь наши нервы, но отступил перед нашей настойчивостью.
Когда мы увидели папу, мы испытали шок. За сутки он изменился до неузнаваемости. Он был привязан за руки и ноги в позе «распятия» к кровати, метался, просил его отвязать. Ему трудно было лежать все время на спине, и в таком положении невозможно было дышать. Он получал энтеральное питание и сбоку висел мочеприемник, ему поставили катетер. Увидев нас, он успокоился, и после разговора с нами, когда мы уходили, лежал спокойно. Мне находится в реанимации рядом с папой не позволили.
Нам сказали, что папе необходимо сделать пункцию правой доли печени и объяснили все риски, связанные с этим. Мне как дочери предстояло принять это решение, так как папа самостоятельно к тому времени такие решения принимать не мог. Согласно записи в его истории болезни от 14.03.2017 года в графе «сознание» стоит запись «энцефалопатия». Я должна была подписать согласие на данную манипуляцию, но не стала этого делать, пообещав подумать.
16.03.2017 была сделана бронхоскопия. Повторюсь, что состояние папы было уже очень тяжелым. Какую цель преследовали доктора, назначая бронхоскопию?
16.03.2017 ему стало хуже, он метался, выкрикивая что-то, глаза его были закрыты, нас он не слышал и на мой вопрос дежурному врачу, что вы сделали с папой, она с раздражением ответила, что он поступил в отделение уже находясь в состоянии острого психоза. То есть дежурный врач, заступая на дежурство, даже не была знакома с историей болезни пациентов. Трудно описать, что мы испытывали в тот момент. Я осталась с папой на ночь в реанимации не смотря на протесты дежурного врача. Всю ночь он бредил, звал свою маму, практически не реагировал на меня. Приходил в сознание на короткие промежутки времени, просил развязать ему руки, а потом вновь бредил, сознание его можно было оценить как спутанное. В полости рта кровили ранки, трескались уголки рта, я всю ночь смачивала ему губы водой, пыталась стереть кровь с нижних зубов, но она появлялась снова. Ему было очень тяжело дышать, а в носу у него торчала трубка энтерального питания. Я написала заявление и отказалась от энтерального питания.
Утром 17.03.2017 во время обхода заведующий отделением реанимации подошел ко мне и стал настаивать на проведении пункции печении. Я ответила решительным отказом. И обратила его внимание, что папа бредит. Я попыталась с папой поговорить, долго звала его и на мой вопрос: «Папочка, ты меня узнаешь?», он приоткрыл глаза и коротко ответил, -«Да, ты моя доченька Люда, отстань», и вновь погрузился в забытье, начал звать свою маму .
При нашем разговоре с заведующим отделением присутствовала дежурная медицинская сестра, которая сможет подтвердить, что я не давала согласия на пункцию печени ни устно, ни письменно; исследование ЭГДС тогда даже не упоминалось.
Вечером 17.03.2017, когда мы пришли папу навестить, обнаружили, что вопреки нашему отказу, в полубессознательном состоянии, с ранками и повреждениями слизистой рта, ему было проведено две тяжелейших манипуляции : ЭГДС и чрезкожная пункция правой доли печени. На теле в области предплечий и на руках были огромные синяки, обширная гематома образовалась в области печени на правом боку. Он был истерзан. В глазах стоял ужас. Это уже не был мой папа. Я с ужасом представляю как куча здоровенных фашистов держали и ломали моего папу, чтобы в окровавленный рот, поврежденную слизистую «затолкать» трубку или проткнуть ему печень. Папу превратили в затравленного, умирающего от боли и удушья человека. Его сломали. Какую цель преследовали эти горе-доктора, когда истязали старенького, измученного их «лечением», морально раздавленного человека? Какова была целесообразность данного обследования? И стоили ли папины мучения тех результатов, которые они получили? Однозначно, нет. Они ускорили папин уход.

Когда я сказала дежурному врачу, что мы забираем папу домой, она посмотрела равнодушно и сказала : « Пишите отказ и забирайте. Вы вещи принесли, чтобы его одеть? Где ваша машина?» Замечу, что папа не вставал и был полубессознательном состоянии. Мы пошли искать машину и на скорой помощи выяснили, что транспортировку домой должно обеспечить отделение, из которого больного выписывают, хотя я готова была заплатить за машину.
19.03.2017 года мы забрали папу под свою ответственность домой, вызвали участкового врача, который засвидетельствовал состояние папы и в ночь с 20 на 21 марта 2017 года папа скончался дома не приходя в сознание

За все время, проведенное с папой в больнице, мы неоднократно наталкивались на хамское, неуважительное, циничное отношение медперсонала к больным. В этом коллективе нет привычки здороваться с больными, заходя в палату или встречаясь в коридоре. А если вам необходимо разбудить дежурную медсестру во время ночного дежурства, то можно нарваться даже на оскорбление. На лестнице пожарного выхода постоянно курят не только больные, но и медперсонал. Я говорила об этом главврачу горбольницы Беляйкину В.А., но он только развел руками, дескать, а что я могу сделать?
Копия выписки из истории болезни предоставляется платно, но калькуляция в два раза выше, чем предоставляемая в другом офисе. Из чего складывается такая цена работники администрации больницы объяснять отказались. Такое впечатление, что люди или не знакомы с Законами РФ или преднамеренно их нарушают.
Мой отец, Мартыновский Федор Григорьевич, имея свидетельство ВОВ, никогда не считал возможным пользоваться какими либо льготами, так как он не воевал и считал это для себя незаслуженным благом. В 2016 году папа дважды лежал в этой больнице в августе в кардиологии и в ноябре в терапии, в общей палате, не претендуя на что-то другое. С 12 лет он и такие же как он дети, в годы ВОВ кормили хлебом не только армию, но всю страну. В этом году мы пойдем на Парад Победы уже без него. В стенах Городской больницы он подвергся таким пыткам и унижениям, которые его сломали морально и убили физически.
Папу не вернуть, но сотни людей в этой больнице ежедневно испытывают на себе хамство медперсонала. Когда я однажды спросила молодого хирурга почему они себя так ведут с больными, он не моргнув глазом, сказал, что так относится к больным потому, что ему мало платят.
И привел пример, что в Чехии к докторам обращаются «пан доктор», не понимая, что там, в Чехии, пан доктор заработал себе право быть «паном» именно своим отношением к людям. Я глубоко сомневаюсь, что зарабатывая больше, хам перестанет быть хамом.
Прошу вас разобраться насколько правомерно было применение силы, которое и могло стать причиной поражения печени, к моему папе и ограничение его права на движение. Найти виновных, заразивших папу сепсисом, и дать оценку действиям врачей реанимационного отделения, которые без нашего согласия в один день провели ослабленному человеку ( с официальным диагнозом –«энцефалопатия», поставленным врачами реанимационного отделения) две сложнейшие даже для здорового человека манипуляции. Оценить целесообразность медицинских манипуляций, которые ускорили папину кончину. Когда мы его забрали домой, обе кисти сильно отекли. Я не исключаю, что они слишком туго были перетянуты повязками, фиксирующими руки к кровати.
Вместо того, чтобы облегчить боль и страдания, медицинский персонал ГБУЗ СК «Городская больница» г.Невинномысска Ставропольского края унизил и фактически убил человека, до последнего дня причиняя ему неимоверные страдания.


10.04.2017 г. Мартыновская Л.Ф.